— Чуваааак! Вот это ты выдал прожарочку! — охает и ахает Псих. — Не ожидал от тебя таких скрытых талантов!

Спасибо, конечно. Надеюсь, что ты действительно удивился. А это значит, что всё же про мою прошлую жизнь ты ничего не знаешь.

Что же, пока и не нужно.

Незачем говорить Психу, кто я такой.

Мне не особо жалко… может, я даже и скажу са́м через какое-то время.

Просто, зная Психа, он может в абсолютно любой беседе выдать мою тайну… так, между слов. Типа сказал и забыли.

А ты потом думай, как оправдаться.

— Псих, спасибо, конечно, что оценил мою «скрытую способность», — говорю я. — Но это не скрытая способность, а лишь небольшая тренировка. Я ещё в Москве, когда жил в поместье Черновых, тренировался. Просто ни отцу, ни кому-то другому из семьи не говорил. А зная тебя, решил сохранить тайну до нашего появления здесь.

— Обалденно!

Мужик, который сидит у стены с красной рожей, слушает нас, но не встревает.

Что-то ему совсем поплохело от такой встряски.

Ему точно не до моих тайн.

Да и кому о них рассказывать.

— Мужики, я, пожалуй, пойду, — достаточно спокойно говорит жертва суицидальной обжираловки.

Он встаёт, потихоньку двигается в сторону дверей.

Вся спесь спала, и это здорово.

Мужчина даже пытается поднять свой сигаретный окурок, но даётся ему это с трудом.

— Не нужно, любезный, я сам подниму. Мне несложно, — дружелюбно улыбаюсь я. — Ступайте с миром.

У мужика аж слеза на правом глазу намечается. Левый глаз просто заплывает кристально чистой жидкостью.

— Константин Николаевич, если что-то будет нужно, я в тридцать шестой комнате, — уж очень спокойно и уважительно начинает мужик.

— Хорошо, благодарю. Буду иметь в виду, — улыбаюсь я и протягиваю руку для рукопожатия, мол, договорились.

Мужчина жмёт её, а на лице уже текут слёзы.

Кажется, он охреневает с моей выдержки, что я не стал злиться на его поведение, но остудил, а потом уважительно дал понять, что лучше мирно разойтись.

Я решаюсь испытать на нём свои глаза Демона Ночи.

Возможно, он простой человек и на военной базе ООМ в качестве обычного работника.

— Чего ты желаешь больше всего на свете?

Мужчина вытирает слёзы.

— Я хочу научиться играть на скрипке, сидя дома, когда нет вахты на военной базе. Или хотя бы хочу, чтобы не приходилось биться с соседями, когда я учусь на ней играть. А вообще, я бы хотел уже́ уметь играть на скрипке и получать минимально денег, чтобы хватало на еду и оплату коммунальных, при этом не работать здесь. И конечно, хотелось бы, чтобы мой мальчик вернулся к жизни, но понимаю, что это невозможно. — Мужчина продолжает плакать. — Он был Низшим охотником-убийцей первой стадии. Очень сильный. Я им гордился, как и его покойная мать. Она скончалась при родах. Надеюсь, Леночка сейчас с ним, потому что моего мальчика в первой же вылазке в одном из Секторов сожрал Древесный Вендиго. И ни одна тварь не спасла его от этого Монстра. Так что, парень, держись-ка подальше от этих Охотников. Лучше брать одиночные контракты и полагаться только на себя.

Вот это у мужика история.

Неудивительно, что он зол на всех Охотников, а я, видимо, попал под горячую руку с этим ведром и шваброй.

Я обнимаю мужика, пусть и чувствую его потную алкашку, а потом снимаю «чары».

Вдовец снова возвращается в прежнее, не загипнотизированное состояние.

— Я Павел Олегович, — продолжает мужчина, будто забыв, что́ только что произошло. — Но для Вас просто Паша.

— Для Вас тоже просто Костя, — кланяюсь я и дружески улыбаюсь.

И тут мне в голову приходит напоминалка про тридцать шестую комнату, в которой якобы сейчас живёт Паша.

Я понимаю, что Тридцать Шестой называл Бойко — «Пятым», а Бойко называл Неуловимого охотника-ловца «Тридцать Шестым». При этом Бойко жил в пятой комнате.

— Паша, а ты жил и до этого в тридцать шестой? — спрашиваю я.

— Нет, меня вот буквально только-только сюда переселили из двенадцатой казармы. Туда один из вчерашних перевёлся после какой-то Критической Точки с японскими Неуловимыми охотниками-убийцами. А меня сюда́ попросили перейти. А я себе уже всё красиво в двенадцатой казарме сделал, и даже кабинет свой обставил, потому что мне разрешил Городецкий Виктор Степанович. Поэтому я и разозлился, когда узнал про переезд в Одиннадцатую. Ну и спесь решил на тебя скинуть и на твоего… друга.

— Херуга.

— Псих, успокойся! — повышаю я голос на питомца, но резко сбавляю. — Будь вежливым с человеком. Не всегда нужно агрессией отвечать на агрессию.

Паша слушает всё это, а сам голову вниз опускает.

— Значит, тебя на место Тридцать Шестого отправили. Ведь это его была комната, верно? — завершаю я.

— Да, всё правильно. Его, кажется, перевели куда-то вместе с твоим учителем Бойко… или изгнали. Не знаю. Но парни из двенадцатой казармы, да и с восьмой, девятой, шестой… короче, много кто говорят, что что-то там произошло вчера в ангаре К-4 и какая-то способность от Бойко вышла через портал… ну этот, как там его… Критический Пространственный Разрыв, вроде. Там один вроде говорил, что, мол, способность Бойко влилась в двух охотников-ловцов из Японской империи, а потом эти охотники умерли в Критической Точке. Короче, я не знаю деталей, но прошу прощения, что агрессивно познакомился с тобой. Не надо было так.

— Согласен, так не надо, — улыбаюсь я. — Но так, я надеюсь, и не будет больше, — подмигиваю мужику.

— К-конечно, Конста… К-Костя. Всё будет отлично. Я сейчас ещё своего фирменного бальзама принесу для воды. Со вкусом лимона и мяты. После него очень приятно в комнате, зуб даю.

На этом мы и попрощались с Пашей.

А неплохо вышло.

Информация новая подвалила.

Правда или нет — не так важно. Важно, что про меня никто ничего не знает… ну кроме того, о чём сказал Городецкий, мол, теперь я, по липовому слуху, ученик Бойко.

Но э́то нужно было сделать, как я понял, поэтому уже как есть.

Это всё равно поприятнее, чем быть изгнанным из ООМ в такое нелёгкое для реципиента время.

Всё же я достаточно слаб, что ни говори. А прокачкой вот-вот только займусь.

Благо Бойко меня не сдерживает, и теперь я могу брать контракты своего, начального уровня, потихоньку повышая стадии и ранги, а для светского общества — титулы со звёздами.

Что касается моей подготовки к утренней тренировке, то я действительно с шести до семи умудрился и с Пашей познакомиться, и помыть полы со стенами, использовав фирменный бальзам с лимоном и мятой, кстати, действительно очень приятный лёгкий запах свежести. Ну и с постельным бельём справился.

Теперь от Бойко даже запахов в его кабинете не осталось.

И как бонус — Псих сделал мне кубический дизайнерский гремлинский стул из выломанного ящика.

Одним словом, со всех неурядиц и проблем мы с питомцем смогли извлечь пользу.

И это здорово.

А теперь тренировка.

На часах ровно семь утра, а я как раз успеваю присоединиться к группе из двенадцати новобранцев из сто шестьдесят пятой казармы, которых только заселили вчера вечером, а сегодня утром — первая тренировка от Школы.

Групп на ровном участке не мало, равно как и тренировочных зон на общей огромной площадке.

В воздухе пахнет тестостероном… даже от девушек.

Ме́ста парфюму здесь нет.

Точнее, здесь лишь один вид парфюма — голосовой.

— Раз-Два-Левой! Раз-Два… Левой! — доносится со всех сторон. — Раз-Два-Левой! Раз-Два… Левой!

Не знаю, как это влияет, но первый раз команда непрерывна, а во второй раз «Левой» идёт отдельно, и каждый из инструкторов повышает в конце голос.

Я встаю рядом с высоким шатеном — новобранцем в группе, к которой я «присосался».

Новичок кивает мне. Я ему.

Мы, конкретно на э́то утро, плывём в одной лодке, как любил говорить Бойко.